Et in Arcadia Ego ( окончание)

[humorable]

Начало

На веранде, сбоку от стола, в потертом кожаном кресле сидела неподвижная фигура.
-Тетя Ривуша, мы приехали, - звонко говорила мама.
Не сразу - а с каждым годом все позже и позже - с креслом происходила метаморфоза. Оно медленно и неуверенно начинало двигаться, как жук-навозник, расставляло лапки и отпускало на свободу Спящую Красавицу - пожилую и величественную.
Спящая Красавица, в очках с толстыми стеклами, с гребенкой в белой стрижке всегда говорила:
-Ой, Ирина! Приехали!
И смеялась прерывисто. Надтреснутым голосом, но с такой чистой интонацией, какую редко встретишь где-то, кроме Средней России.
-Ну-ка, подойди, я на тебя посмотрю, - дребезжала Ривуша, пытаясь встать.С помошью палки, она поднималась  и оказывалась высокой и крепкой. Железной рукой хирурга-гинеколога Ривуша хватала меня за морду лица и подвигала ближе к очкам: рассмотреть.
Потом дребезжала
:-Миля! Миля! Ирина с Вовой приехали.

Это было бесполезно. Вторая сестра, Миля мало, что слышала.
Поэтому мы медленно, сопровождаемые громовой ривушиной поступью заходили в дом. Миля была на кухне, тоже высокая, но худощавая. Морщинистая, одетая в ситцевое платье - и вот поди ж ты, верилось, что была красавицей, как утверждала моя бабушка.
Миля - блокадница. К еде у нее было поэтому особое отношение. Много времени она проводила в кухне, проверяя не выбрасывают ли тут ценных продуктов в мусор.
Ривуша  -  хозяйкa квартиры в доме Папудова, и ее портрет висел под потолком пятиугольной комнаты.



Когда-то они были пышноволосыми гордыми шатенками: Ревекка, Фрида, Эмилия и Соня .
Остались двое - Ривуша и Миля. Да милина дочка Марианна, старая девушка, кроткая, спокойная, дружившая с бабушкой с рождения и до конца дней, походившая на овечку даже седыми мягкими кудряшками.





Дом сквозной, задняя дверь выходит уже в настоящий сад.
Там солнце, абрикосовые деревья, белая черешня, соседская красная смородина. Там меня купали в корыте, там мы варили варенье на костре.



И там мы проводим время с Леной - любимой и единственной внучкой -  и для Мили, и для Ривуши.




Лена - моя вечная конкурентка. Помимо того, что она старше на два года и читала больше. чем я - она дружит с соседскими дачными детьми и красиво одевается. Они играют в индейцев, сидя на абрикосовом дереве.


А я не читала "Последний из могикан" ( честно говоря, я так его и не прочла до сих пор) и потому могиканкой быть не могу.

Hа море тетки не ходят.
Лена идет с нами и злит меня еще больше,  потому что беседует с моими родителями на взрослом языке, используя иногда не совсем понятные мне слова.
Дача находится на горке. Мы спускаемся и выходим на центральную аркадийскую улицу, где продают всякую курортную всячину артельного производства. Отсюда виден пляж, забитый людьми, с ротондой, обозначавшей для меня в первое утро правильность места: да, вот она , Аркадия.


В противоположном от моря направления идет главная аллея, ведущая к зоне роскошных санаториев. Там мы гуляем по вечерам, встречая нарядно одетых настоящих курортников.

А здесь крики и писки, кукуруза в ведрах, красные леденцы на палочках . Старичок вырезает силуэты из черной бумаги.Все, как всегда.
Мама рассказывает ужасы о кукурузе, которую варят в в том же ведре, где перед этим моют ноги. И о леденцах, сваренных туберкулезниками.
я сейчас смешиваю разные возрасты, потому что красный леденец-пистолет, отнятый и брошенный прямо в прибой, я вижу глазами маленького ребенка.






А лодку, заполненную ракушками - как будто вокруг все не было покрыто шурщащим толстым слоем, и пригорки, и скалы состояли не из ракушняка - уже октябренским взрослым взглядом.
На обороте фотографии - 71-й год, значит, еще до школы:








Возвращаясь, мы покупаем эскимо под названием "Курортное". Карабкаемся в гору напрямик, я неуклюжа и боюсь скатиться.


К концу отдыха я буду взлетать на вершину.
После обеда мы играен на веранде.
Тетки отдают Лене бесконечные стеклянные пузырьки от валидола, активированного угля и пектуссина.Откуда-то взялись пластмассовые соты, как в лаборатории. Мы смешиваем акварель в разные оттенки. Запах акварели тоже напоминает о сырости веранды.

Помню прочитанные там книги:  Сборник "Круглый год", где читаю "Козетту". Фантастика под названием "Дорога в сто парсеков". (С тех пор ненавижу дурацкие придуманные имена: Пана Куми, Лизана Вабдор, народ пугов и ясков, каста буласых магов и прочие куздры)

Самое яркое воспоминание связано, конечно, с с ужином - или назвать его вечерним чаепитием -на веранде.
Во-первых, розовый папиросный абажур на соломенном каркасе.
Во-вторых, докторская колбаса и желтое масло с особым одесским запахом  и кекс под названием "Космос", испеченный Марианночкой из концентрата. Kоричневый, с цукатами.
В-третьих, удивительное чувство защищенности от окружающей тьмы - такое бывает только на веранде.
Единетвенное место, в котором меня безусловно устраивает многолюдство - стол.
Hаверно, с тех пор.

На таких чаепитиях Минька грел масло над чаем папиного начальника. Если б я читала тогда Зощенко, то по крайней мере подговорила бы кого-нибудь так сделать.
К абажуру слетаются мошки.
Ривуша говорит, что этим летом абрикосы просто девать некуда.
О продаже никто речи не ведет, понятно, что это плохой тон. Как-то тетки вышли на дорожку и предлагали прохожим взять у них фрукты бесплатно  -  люди от них шарахались .
Миля поджимает губы и торжественно заявляет, что из ее холодильника кто-то взял пачку творога. Марианна кротко замечает, что творог испортился - она его выбросила. К Миле вдруг возвращается слух, и она выговаривает: почему не сделать сырники, или запеканку? Ривуша пускается в воспоминания: о том, как бабушка пожарила оладьи на касторовом масле, и никто не мог их есть.И как Ривуша  принимала роды у лилипутки. И о своем голубом купальнике джерси. Миля все ворчит о твороге. .
Иногда приезжают гости: ривушины сыновья: Физик и Лирик.
Физик преподает физику в институте, Лирик переводит Руссо и его же комментирует.
Физик - гиперактивный, из 60-х, все бы ему шутить да песенки петь.
У него дома - коллекция крокодилов из разных материалов. В огромной неправильной комнате собирается молодежь и танцует под самодельную цветомузыку.
Я тогда не знала, что гиперактивность - это отклонение.
Я считала, что такая жизнь должна быть у меня: с крокодилами, цветомузыкой и весельем. Честно говоря, я так попыталась жить, когда стала студенткой. Но никому это не подошло: ни моим родителям, ни педагогам, ни окружающим.
Лирик - отец Лены - классический интеллектуал- сноб, не упустит случая насмешливым образом указать на твою оплошность.С другой стороны, он имеет на это право. Полиглот, лингвист, литературовед, обладатель роскошной библиотеки.
И первые книжки на английском языке были присланы мне по почте им , с сопроводитальной открыткой, тоже на английском.
Лирик и Физик всегда были в контрах, и как рассказывали, на похоронах Ривуши разразился настоящий, ужасный скандал.
Братья перестали общаться навсегда.
 Oсталась только Лена. Она оказалась Физиком-Лириком.
Талантливая естественница, печатающася в научных журналах с первого курса, она заодно перевела "Jesus Christ Superstar" на русский язык совсем неплохо.

А покамест нaс с Леной отправляют спать, заклиная не зажигать свет, чтобы комары не налетели. И мажут одеколоном "Красная гвоздика": дескать, если и налетят, то сразу потеряют сознание.