Паата

[humorable]

Паата бродил вокруг дорогого джипа и тыкал концом ботинка в шины. На этом месте его увидел хозяин автомобиля. Поскольку он был не "новым русским", а "старым еврейским" ( правда, тоже совсем небедным), то он не послал Паату далеко и кулаками, а , наоборот, задумчиво спросил, умеет ли он водить . Так Паата, выпускник исторического факультета Tбилисского университета, стал работать шофером в фирме израильского бизнесмена.
А я чуть позже приехала в гости, к жениху, который в этой фирме некоторое время работал.
О статусе гостеприимцев я догадалась, когда в темноте приземлившегося самолета вдруг прозвучала моя фамилия. Приглашали на выход, к трапу подъехал минибус ви-ай-пи.
1997 год.
Город был темен - электричество в ужасном состоянии. Фен издавал слабое жужжание, пытаясь согреться у меня в руках.
Город был холоден: в домах почти не топили. По ночам выходивших из ресторанов встречали бабульки - нет, не просившие милостыню - продававшие: хлеб, туристические брошюры, колбасу.
Город был опален до черноты, несчастный, серый. Следы от пуль в стенах напоминали о выбитых зубах.
Но в доме, где я жила, было очень весело.
Генератор позволял поддерживать независимость от общих проблем.  Две поварихи покупали на базаре натуральные продукты роскошного качества и готовили национальные блюда, о которых неплохо выразилась одна израильская кулинарная обозревательница. Она сказала, что на грузинской кухне чувствует себя Алисой в Стране Чудес .
Горничная стирала и гладила.
Это угнетало: я хорошо помнила свою московскую нищету в начале 90-х. 
По дому бродила громадная дрессированная овчарка. Обходя круговой балкон, она неслышно входила в спальню и со вздохом ложилась отдохнуть. Во дворе особняка дежурили два джипа и обычный мерс. Немало дежурило и блядей, готовых к работе ночью и днем.

Знакомство наше с Паатой было запоминающимся.
Когда я приехала, мне посоветовали купить ноты - из-за дешевизны. Жених был занят весь день, так что Паата стал моим шофером, идейным проводником и экскурсоводом.Он показал всякие архитектурные зрелища и привез в букинистический магазин при местной консе. Я выбрала кое-что и подошла к кассе. Услышав "семнадцать лари",  не поняла - много это , или мало. У меня было в кошельке пятьдесят.
В этом месте Паата выступил вперед и сказал: "Я заплачу".
После формального протеста, зная по легендам о суперэго грузин, сказала: ладно, хорошо.
Приехав "домой",  похвасталась нотами. Уставший жених вяло реагировал: Купила? - Купила. Сколько стоило? - Семнадцать лари.
Денег хватило? - Паата заплатил.
Тут жених подскочил и заорал:что значит Паата?
Оказлось: семнадцать лари - ровно половина Паатиной месячной зарплаты, на которую живут еще пять человек, относящихся к слабым социальным категориям: жена, двое маленьких детей и пожилые родители.
Я пошла отдавать деньги Паате. Кому было более стыдно : мне, или ему? Я чуть не плакала, а он в мою сторону не смотрел.
Потом, как говорится, "неловкость прошла", и Паата продолжал бродить с нами, фотографировать, рассказывать. Мы были с ним в Гори, где хихиканье опять таки переходило в икоту, в заброшенном несчастном Боржоми, в пещерном городе Уплисцихе.

И опять скажу банальность: всюду у него были друзья. Начиная неизменным "ара....", они хватали Паату и кричали на него. А он кричал на них. Затем все смеялись и спрашивали: зачем пришли. Когда их спрашивали, бедняков, сколько стоит какая-нибудь услуга , они махали рукой и говорили, по-грузински акцентируя каждый слог :"Ни-чэ-во нэ на-да...Ви же с Па-тай".

У Паатиной дочки зимой был день рождения.
Купили мы ей домик Барби, с балконами, винтовой лестницей, шезлонгами и торшером.
Паатина дочка обрадовалась, но не бросилась рвать упаковку, а чинно села на диванчик. С улыбкой Моны Лизы выслушала песни и тосты. Столы ломились, и я с ужасом заметила индейку "сациви", которая вызывала теперь те же рефлексы , что у войновичского Ивана Дынника - пироги с грибами...Дурно мне было от сьеденных яств:орехов, пирожных, мамалыги, сулугуни, баклажан.
Грузинки меняют тарелки каждые две-три минуты, безмолвно... И так же наливают. Вино - это точно из серии "Выпей меня!"
От вина можно было вырасти и сжаться, или улететь.
Особенно, когда проснулся от дневного сна херувим - Паатин сын, и про девочку моментально забыли.
-Наш принц, - с неповторимой интонацией искандеровского героя сказал тамада.
Достали какое-то новое, вернее, старое вино, от которого потерялось и исчезло все: и время, и место, и причина, и следствие !
Пели песни, котоым я никак не могла подпевать. Невозможность участия в эмоциональном клокочущем потоке вызвала чрезвычайно сильное желание хотя бы станцевать! 3ажав под носом соломинку и выпучив глаза, как это делала почтальонша Стрелка.
-Пора идти домой, - сказал мой жених. И вот тогда, как в анекдоте про Ржевского, "такое началось"...
Выпито и выпEто с этого момента было ровно в пять раз больше, чем до того, как.
Я вообще не понимаю, как можно было оттуда уйти. Пили в коридоре, и на лестнице, и на улице мы слыхали безупречную грузинскую полифонию.
Потом нас повезли в турецкую баню, где, даже обжегшись кипятком и увидев родного братишку блателлу, я только тихонько ойкнула. Или икнула.

Помня о слабости раскисать на деталях, я закончу рассказ. Удержусь от соблазна плавно перейти на князя с княгиней и княжичем-кинорежиссером.
Жених мой вернулся в Израиль через полгода. Началась новая и очень непростая жизнь. С Паатой мы еще несколько раз беседовали по телефону.

Что еще я помню о нем?

Раз я спросила ,как он отличает грузинских евреев от грузинских грузин. Он ответил: "По впалым глазам".
И еще: у его друга заболел грудной ребенок. И доктора рекомендовали ему ослиное молоко, которое нам знакомо по сказкам. И вот Паата поехал в деревню, и все кричали ему:"Apa, Паата, возьми у меня!" И он привез, счастливый, много-много этого молока.И так он жил.